Расстрел «Белого дома». Черный Октябрь 1993 года - Страница 59

Отсюда желание выйти на улицу, подышать свежим воздухом. «Каждый вечер перед сном, – вспоминает А. Залесский, – я выхожу погулять к баррикадам… Около баррикад… костры, потому что там дежурят круглые сутки. Оружие – железные и деревянные палки, аккуратно сложенные в кучки булыжники, вывороченные из мостовой, да несколько бутылок с бензином на случай, если ОМОН начнет атаку, ведь у них автоматы… автоматы имеет охрана внутри здания и те из защитников-добровольцев, которым дано право носить оружие».

Для того, чтобы оценить мужество и самоотверженность тех, кто остался в «Белом доме», необходимо вспомнить, что 23 сентября последовал указ о социальных гарантиях для депутатов. На следующий день Б. Н. Ельцин распорядился переподчинить Департамент охраны Дома Советов Министерству внутренних дел, которое отдало приказ сотрудникам департамента оставить охраняемое ими здание. 25-го последовал указ «О социальных гарантиях для сотрудников аппарата бывшего ВС РФ и обслуживающего персонала», на основании которого они считались отправленными в оплачиваемый отпуск до 13 декабря 1993 г.. Многие воспользовались этим. Но не все.

В таких условиях продолжали заседать народные депутаты, работал аппарат Верховного совета, осуществлялась охрана здания.

Чтобы облегчить связь между собою руководители «Белого дома» решили перебраться в одно крыло. «Быстро переселяемся на 2-й этаж в аппартаменты Баранникова. – пишет М. М. Мусин, – Теперь в одной зоне мы все: на 2-м этаже – Ачалов с Дунаевым, этажом выше – Руцкой, двумя – Баранников. На 5-м этаже короткий коридор соединяет блок с аппартаментами Хасбулатова. Наше шестиэтажное «правительственное крыло» вокруг 24-го подъезда с легкой руки какого-то шутника-пессимиста прозвали «блоком смертников».

«При свечах и лампах-вспышках фоторепортеров, – вспоминает А. Залесский – проходит Съезд депутатов… Правда, депутатов поубавилось. С каждым днем все больше пустых мест в зале… Голосуют руками… Свечи – у каждого депутатского места и симметрично расставленные на столе президиума».

Чтобы отвлечь людей от бытовых неудобств и хоть как-то объединить их, кто-то предложил использовать художественную самодеятельность. «В перерыве между заседаниями депутаты и аппарат, – пишет А. Залесский, – собственными силами устраивают концерт. Отыскиваются и поэты, и композиторы, и исполнители. Душа концерта – депутат Челноков. У него прекрасный голос и организаторские способности. Наверное, это единственный в мире парламент, который пел во время осады».

Представьте себе эту картину.

Холодный осенний вечер. Продуваемое ветрами многоэтажное здание на набережной. Черные глазницы окон, в которых изредка чуть блещут слабые огоньки свечей. И вырывающиеся наружу звуки романсов, русских народных и советских песен.

Мы запомним суровую осеньГрохот танков и отблеск штыков.И всегда будут жить двадцать восемьСамых лучших твоих сынов.И врагу никогда не добитьсяЧтоб склонилась твоя голова,Дорогая моя столица,Золотая моя Москва.

Особое значение в осажденном «Белом доме» приобрела проблема продовольсвия. Когда началась блокада, организация питания легла на плечи начальника снабжения Министерства обороны генерала Ю. В. Колоскова и директора пищекомбината Верховного Совета А. В. Орла.

В Доме Советов, – утверждает Л. Г. Прошкин, – существовали «своя аристократия, свой средний слой, свое простонародье. В то время как одни сидели на сухарях, другие питались весьма изысканно: в их меню входила даже черная икра». Первоначально я отнесся с недоверием к этому свидетельству, но затем сам услышал рассказ Ю. В. Колоскова о том, как днем 4 октября он увидел в кабинете Р. И. Хасбулатова коробки с апельсинами и конфетами «Мишка на Севере».

«В первые дни блокады, – вспоминает А. Залесский, – внутри здания все как обычно: чистые лестницы с красными бархатными дорожками, тишина кабинетов и даже буфеты работают. Только ассортимент не тот – исчезли пирожные, конфеты, различные салаты, а также вкусные пирожки и булочки, приготовленные в собственной пекарне. На витрине одни бутерброды: на черном хлебе два тоненьких ломтика вареной колбасы или сыра. Вода минеральная и клюквенный напиток. Тем же кормят в столовой на шестом этаже, где организовано трехразовое бесплатное питание для добровольцев, несущих дежурство на баррикадах, депутатов и работников аппарата. Норма – по три бутерброда и по стакану воды на завтрак, на обед и на ужин.

После того, как началась полная блокада, положение дел ухудшилось. От трехразового питания пришлось перейти к двухразовому и даже одноразовому. От питания в столовой к сухому пайку.

«Мы, защитники, – вспоминает одна из участниц той блокады, – тоже стали ходить в столовую на шестой этаж. Фактически на восьмой. Есть давали бесплатно, очень скромно: утром – буквально ложечку каши и кусок минтая, кусочек хлеба и стакан красивого розового сока. В обед то же самое, только еще таре лочку супа. Народу приходило много».

«На подступах к Дому Советов – палатки и баррикады добровольных его защитников. – вспоминает А. Залесский, – Около палаток костры. На них кипятят воду для чая и варят супы». «Кипяток для чая можно получить в ограниченном количестве у костров. Но кто-то догадался разжечь во дворе костер специально для буфета – и появился чай».

Особенно сильно блокада ударила по палаточникам и трудороссам, которые находились на самообеспечении. Поэтому «на улице были устроены пункты питания. Нам, – пишет М. Филиппова, – давали утром кусочек хлеба или с маслом, или с колбасой, или с сыром и стакан чая, скипяченного на кострах. Вечером тоже такая же еда».